Лоси

~Лоси

С. Атрыганьев.

Вверху, на песчаных дюнах,- сосновый бор. Деревья стройны и тонки, стволы гладки — ни сучка, ни задоринки. Внизу, у подножья холмов,- широкая равнина, пойма тихой, синеводой Шелони. На отлогом берегу деревня дворов сорок — самостоятельная бригада колхоза. Напротив деревни Шелонь отбрасывает в сторону рукав; он отходит вбок и самостоятельной речушкой исчезает в лугах. Среди Шелони — полуостров, лесистый, с широкими поляками. В пору сенокоса на полянах многолюдно: всем колхозом косят густые, пахучие травы.

И все здесь, в уютном уголке русской земли, носит простые, скромные названия. Деревня — Сосницы, бор — Сосницкий, речушка — рукавок Засосеяка, полуостров — Сосновый...

На краю деревни, в немудрящем пятистенке, проживает Прохор Брыяцев — колхозник лет пятидесяти, очень высокий и очень словоохотливый. Прохор смугл, жилист, в меру сед, глаза с туманной поволокой смотрят весело и лукаво. В колхозе справляет Прохор должность счетовода; он — страстный охотник.

Нанизывая в бухгалтерские книги столбцы цифр, точно бусы на нить, Брьшцев любит пошутить: "Мы ребята сосницкие, сосновые. Сосна дерево прочное, нужное. Без сосновой дощечки и креста теще не заделаешь!...

— Хочешь сказать, Прохор Иванович, что мы ребята "ходовые?" — спросит кто-либо из присутствующих.

— Вроде так — маху не дадут,- поглаживая лысину, крякнет Прохор.

По веснам на острове Прохор бьет уток, в пору золотой осени — тетеревов, по лервым порошам — зайчишек. Брынцевские капканы не один раз прищелкивали волчьи лапы. У Брывцева хорошая библиотека. Охотничьи книга, обернутые в белоснежный ватман, оберегаются хозяином, как реликвии. Бирюка, Хоря, Каляныча знает не только Прохор; любой тургеневский или пришвинский рассказ перескажет и дочь Анна — девушка-смуглянка с задорными бровями, стройная, с такими же лукавыми глазами, как у отца.

Соберется Анна июньским полуднем с подружками на Засосенку купаться, и, прежде чем окунуться, глянет вокруг, задумчиво скажет:

— Хорошо-то как, девоньки! Словно на Красивой Мечи!

Спросит одна из девушек: — Где, Анна, Красивая Меча эта?

И передаст Анна рассказ Тургенева, и, притихнув, заслушаются подруги...

Кончит Анна, посыплются вопросы: "О чем там еще написано?" "Есть про любовь, Аня?" "Дашь почитать, Аннушка?"

В колхозе Анна трудится звеньевой — лен выращивает...

Перед весной произошли два события: получил Прохор Иванович разрешение на отстрел лося, и полюбила Анна.

Все свободное время в феврале провел Брынцев на лыжах, с ружьем за плечами, в поисках лосей. Но лоси в метели откочевали в далекие леса, за Ильмень-озеро...

В январе зачастили девушки на вечеринки. В клубе кружились пары в вальсе, играли в кошки-мышки, в жмурки, хорошо пели песни.

Анна пела редко; поможет подругам вытянуть трудный подъем, довольно сверкнет глазами и скажет:

— Давайте девочки покружим!

— Вальс! Вальс! — раздадутся голоса.

Однажды пригласил Анну на "Школьный вальс" агроном Игорь Зверев — сосницкий уроженец, широкоплечий великан с белыми, как льняное волокно, кудрями, буйно вьющимися на лобастой голове.

Танцевал Игорь легко, как невесомую пушинку, кружил девушку в сильных руках, и казалось Анне, что клуб стал шире, а музыке конца не будет...

После второго вальса Анна заторопилась домой. Игорь исчез за сценой, но сейчас же появился, одетый и в перчатках. — Проводить разрешишь? — спросил он.

— Нам по пути — на одной улице живем,- смутившись, отозвалась Анна.

Трещал мороз. Легкая, злая поземка, шипя, клубилась на гребнях сугробов. Луна, скатившись ниже звезд, то ныряла в редкие, пушистые облака, то легко скользила по ярко-голубому небосводу.

— И красиво, и сурово,- сказал Игорь, беря Анну под руку.

— Что красиво? — не поняла девушка.

— Небо. Похоже на цветущее льняное поле и на твои… — задумчиво протянул Игорь.

— На что! На чьи! — и вскинула вверх голову: ростом он был выше.

— На твои глаза, большие и ясные,- ответил Игорь. С того и началась любовь Анны,

Промелькнул февраль — месяц метелей и снегов.

В мартовские утренники морозило круто, и льды на реках потрескивали звонко. Полуднями звенела капель. Прохор прекратил поиски до осенних заморозков.

— По чернотропу стукну! — решил охотник.

Потом враз потеплело. Солнце щедро пригрело береговые кручи: они запарили, и десятки проворных ручейков заспешили к Шелони. Река вздулась, как опара в квашне, в заберегах заплескались щурята, выброшенные течением на лед.

В те дни отец с дочерью собрались в район: Анна получить сортовое льносемя, Прохор — сдать шкурки, добытые за зиму.

Из города возвращались пешком. Санная дорога по реке рухнула. Вода у берегов бурлила; резиновые сапоги черпали за края.

Анна несла сетки с городскими гостинцами, Прохор,- новенькое ружье. На полпути в придорожном березняке вырезал Прохор дубинку.

— Зачем она? — поинтересовалась Анна.

— Ноги скользят,- уклончиво ответил отец.

В сумерках добрались до родных мест. Ветер стих, небо принахмурилось, временами мельтешал частый дождичек. Сосенку перешли с трудом: в мутной воде, точно овсяной кисель, кис, чавкая под ногами, снег. Прощупывая дно дубинкой, Прохор сказал;

— Пригодилась палочка!

Выбравшись к Шелони, ахнули одновременно: сухо шурша, напирая друг на друга, медленно двигались льдины.

— Пошла Шеломь! Ширь-то какая! Эх-ма! — крякнул Прохор и снял картуз. Бросив сетки на прошлогоднюю траву, Анна спросила:

— Как же будем?

— Слыхала поговорку: "Сиди у моря и жди погоды". Заночуем — наутро видать будет!

Прохор натаскал валежника, разложил костер. Пока Анна кипятила чай, отец набрал охапку мха.

Ужинали в темноте, при первых звездах. Костер догорел, мох придавил угли — столб едкого дыма повис над островом, пополз за реку. Анна убрала еду, раскинув плащ отца, прилегла. Прихватив ружье, Прохор уплелся к реке.

Девушка прикрыла веки, и лицо Игоря, широкое в скулах, с открытой, большой улыбкой, встало перед глазами.

Резко прокричал филин.

Проснулась Анна от резкого озноба: под утро потянуло в реки холодом. Было темно, чуть теплилась алая полоска заря. Костер потухал, ворохом сизого тепла дотлевал на углях мох. Прохора на становище не было. "Все промышляет, непоседа",- ласково подумала Анна.

Девушка поднялась, заправила волосы под платок, шагнула в ивняки. За ивняком, в глубине острова, густо рос сосняк. Не успела Анна поровняться с первыми сосенками, как из-за них вынырнул Прохор и предостерегающе зашептал:

— Тсы-ы-ыы!

Анна остановилась, замерла.

Отец мотнул головой в сторону, сказал:

— Гляди!

На круглой поляне, за кустом можжевельника, вся мокрая, жалкая, мелко дрожа, сжалась в комок молодая самка — лосиха. Большой живот ее низко отвисал.

— Детеныша вынашивает. Вышли силенки. Эх-х бедняга! — вполголоса сказал Прохор.

— Пропадет ни за что! — промолвила Анна и тронулась к лосихе. Отец удержал ее.

Сосняк зашатался, ветвистые рога нарисовались над макушками, и красавец лось выскочил на поляну. Лосиха протяжно замычала. Сохатый фыркнул, прыжком подскочил к лосихе и большим горячим языком принялся торопливо облизывать подругу.

Прохор вскинул ружье.

Анна предостерегла отца, положив руку на стволы. Охотник опустил ружье.

— Нехай пропадает ордер,- глухо сказал он и, повернувшись, пошел прочь.

— Вот любовь! — страстно прошептала Анна, глядя на лосей. Вдруг самец заволновался, толкнул плечом подругу, погнал ее вперед, заставляя двигаться, согреваться, бороться, жить.

Сохатый увел подругу в сосняк; узорчатые, плетеные рога быстро проплыли над макушками-свечками и исчезли. Анна глубоко вздохнула, опушкой вернулась к реке, по которой все плыли и плыли льдины.

Прохор Иванович сидел у самой воды, раскладывая костер.

— Ушли? — спросил он.

— Ушли,- ответила Анна. Охотник с досадой промолвил:

— Спасла дружка лосиха, а то красовались бы его рога у меня на вешалке...

Айна спустилась к реке, черпая пригоршнями воду, освежила лицо. Брыяцев приложил руку ко рту, закричал:

— Ого-го-го! Эй, гони лодку!

— О, о, о! — глухо и далеко отозвалось в бору, и опять ворчала, точно колдуя, река.

Прохор высоко поднял ружье. Опустил курок. Прогремел выстрел, вспугнув утрешнюю тишину.

— Эй-й! — опять повторил охотник и замахал руками, словно кто-то мог увидеть его. О реки ответили:

— Гай-ий!

— Слышь, Аннушка, плывет кто-то! — сказал Прохор. В однообразный шорох льдин врывался металлический скрежет,

— Уключины брякают,- решила Анна, и догадка осенила ее, сердце застучало часто, часто. "Не Игорь ли?"

Ловко скользя между льдин, к острову шла лодка. Работая веслом, во весь рост стоял в ней человек. Анна узнала Зверева,

— На самом деле агроном! — протянул Прохор, махая картузом. — Молодчага!

Девушка взбежала на пригорок, где чадил костер, и закричала:

— Игорь! Слышишь ты меня! Лодка пошла быстрее. На реке посветлело.

— Опять они! — вдруг буркнул Прохор, глядя в сторону леса.

Анна обернулась. Лоси, напуганные людьми, торопливо уходили в глубь острова, Самец, зорко глядя по сторонам, шел справа от подруги, закрывая ее большим и сильным телом.

Девушка тихо и тепло рассмеялась...